Проза


Олеся Левина

Окраина. С дороги не выйти (Или просто Крыса)



Жарко. В окно с улицы проваливается плотный воздух и растекается по полу горячей кашей. Не могу понять, хочется ли есть. Лучше, чтоб не хотелось. Что ни купи, все с душком, да и вонять потом будет из мусорки. Из-за жары итак дважды в день мешок выношу.

Из комнаты никуда не деться - студия. Сижу на полу. Под ляжками мокро. Ноздри изнутри липнут. Душно. Пахнет сырым размороженным мясом.


Днем стараюсь выходить. Лежу в общем коридоре на холодной желтой плитке. В коридоре хорошо. Он пустой, светлый, без неожиданных предметов. В квартире у меня и стола нет - не помещается. В коридоре стол не требуется. В ванной, если плитку со стены снять, черная пустота. Бросишь туда предмет, звука падения можно и не дождаться. В коридоре плитка не снимается. Это хорошо. Приятно знать, что стены тут крепкие.


Один раз ушла на два дня. Дома собаку оставила. Была у меня такая - небольшая, неказистая, русо-серая. Иногда утром проснешься, а она сбоку из-за подушки на тебя кругло смотрит. Невольно подумаешь, давно она так стоит? Есть не любила. Корм пожует, а потом где-нибудь в углу мокрым комком сложит. Не рычала никогда, не лаяла. Только смотрела белесыми глазами. Соседям она нравилась. Мне в целом тоже.

Тихая - городской вариант.


Так вот, не было меня дня два. Подумала, что с ней случится? Она даже гулять ходила только потому, что я водила, но, видимо, повлияла жара.

Она от духоты умерла.

Лежала в середине комнаты, лапы вперед вытянула и сложила ровно. Глаза закрыты.


Вся квартира пропахла ей - какое-то мясо сырое, которое только стали коптить.

Уже вечер был. Я той ночью ее во дворе закопала. Запах правда не ушел.


Люди со стен наблюдали за мной. Смотрели, как я взяла чужую лопату, наверное, дворника, как закопала пакет под деревом на краю небольшого оврага у речки-ниточки. Женщина на желтом фоне в ошейнике, со сломанными руками и никуда не смотрящими глазами.

Мужчина, косящийся на прохожих, целующий женщину, взяв ее ладонями за лицо. Мне всегда казалось, что он заставляет ее, а она глазами просит о помощи. Днем она всегда их закрывает. Ей стыдно.

Эти люди на стенах всем нравятся. Говорят, красиво. Наверное, так и есть.


Из окна виден тот овраг и мост через него, каменный, с белыми прямыми перилами - полицейские заграждения на митингах или в день города.

Раньше под мостом жили утки. Они почему-то не летали, ходили всегда, перебирая грязными ногами. Моя собака любила гонять их и бить лапой по спине. Если получалось попасть по голове, то по пути домой, она жадно хрипела, а потом у нее бывали судороги.


Лежа на полу, свернутой головой она смотрела в окно и дергала лапами. Я садилась рядом и обещала ей завтра снова пойти к уткам. Тогда она успокаивалась.


Теперь под мостом живут крысы. Они носятся в траве черными комками, плавают в речке, кусают собак и детей, которые гуляют во дворе.

Уток они съели.


Последнее время их стало больше. Речка плохо пахнет, а из-под моста по ночам доносится писк. Из открытого окна я наблюдаю за подвижной темнотой у реки. Там возится и ворчит черная масса спинок, лапок и скользких хвостов. Что-то нашли, что-то едят.


Недавно там появилась большая крыса.

Я заметила ее во время одной прогулки с собакой. Крысы ее не интересовали, а тут она остановилась и уставилась в синие сумерки под мостом. Я потянула ее дальше, но она не пошла. Тогда я тоже заметила там что-то большое. Было видно, как поднимаются черные волосатые бока, мигнули крошечные глазки, и что-то завозилось, заворчало.

Собака отказывалась выходить после этого несколько дней.


Другие тоже заметили новую жительницу. Детей стали пускать во двор намного реже.

В следующий раз крыса сидела прямо на солнце на склоне оврага, не прячась. Вокруг бегали крысы поменьше. Когда какая-нибудь случайно подбиралась слишком близко, большая толкала ее толстой лапой так сильно, что зверек откатывался к воде.

Мы с собакой остановились посмотреть.


Одной удалось залезть большой крысе на спину. Она расположилась там как победительница, но, видимо, задела большую когтистой лапой. Большая крыса вдруг схватила ее и вжала в землю. Та забилась под костлявыми пальцами, заверещала.


Крыса посмотрела прямо на нас и швырнула зверька. Собака рванулась в сторону, чуть не вырвав поводок.

Крыса ударилась об асфальт, дернулась и замерла. Собака тут же кинулась, вцепилась зубами и перекусила маленькое тельце.


Дома я отмывала ее морду от вонючей крови, а она, не моргая, смотрела на мою голову и лицо. Потом у нее пошла пена из пасти.


С той крысой не заладилось сразу. Она теперь каждый раз вылезала, заслышав наши шаги, и дразнила собаку. То поднимала лапу, будто в приветствии, то подбрасывала на дорожку мертвых крыс. От этого моя собака бросалась в ее сторону, хрипела, пучила белесые глаза.

К другим собакам крыса была равнодушна.


Теперь, когда у меня не было собаки, я проходила мимо моста спокойнее, но крыса все равно показывалась и смотрела на меня.


С приходом жары, она еще больше разжирела, гоняла из речки других крыс и сидела там, потирая толстое брюхо. Никто уже не обращал на нее внимания.


Сегодня утром я спустилась в местное кафе. В соседнем доме - через мост. У реки было тихо. Я удивилась, что крыса не выползла меня встретить. Улица впервые за долгое время пахла свежим дождем. Видимо, он и вспугнул ее.


Ощущая радостное возбуждение и даже некоторое облегчение, я вошла в пластиковую дверь. В лицо тяжело пахнуло горелым тестом и маслом. Под ногами заскрипел песок. Весь пол был в пятнах от пролитых напитков и кусках скомканной пыли.

Зал был пуст. Только за одним столом сидела толстая волосатая спина. На круглой голове под кожей все ворочалось от быстро двигающихся челюстей.


Медленно я прошла к прилавку и обернулась. За столиком сидела большая крыса.

Она держала в двух лапах кусок жаренного теста в целлофане и быстро ела.

До меня долетел запах жаренного мяса, и к горлу подкатил приступ рвоты.


- Зачем вы ее кормите? - обратилась я к девушке в белом фартучке за прилавком.


Она сердито зыркнула.


- Покупать что-то будете?


Я снова обернулась к столику. Крыса засунула в пасть лапу и обсасывала с нее масло. Мне показалось, что я сейчас заплачу.

Быстро подойдя к столу, я указала крысе на дверь.


- Это отвратительно! Тебе тут не место!


Крыса вскинула голову и уставилась на меня беспокойными черными глазенками. Зубы продолжали что-то пережевывать. В спину меня подтолкнула девушка.


- Не мешайте посетителям!


Она вывела меня за локоть из кафе.

Снаружи снова пахло также, как и внутри - горело, горячо, спрело. Следы дождя исчезли. Может, его и не было, а мне это показалось.


За спиной с влажным щелчком открылась дверь. Кто-то грузно шлепнулся на дорожку. Я бросилась к дому бегом.


Сейчас смотрю из окна на овраг. В лицо бьется теплая мошкара. Поставила дымовую спираль. Ветер ни на сантиметр ее запах не смог сдвинуть.

Чуть не задохнулась. Пришлось потушить.


Весь вечер крысы что-то делали у реки, бегали, нюхали по кустам, шуршали каким-то мусором.

Теперь вот и большая вышла. Осмотрелась, пошла по склону наверх. Я с интересом следила. Что у нее за дела?


Крыса к дереву подошла. Стала копать. Мне вдруг жарко стало.

Она локтями так замахала, видно, как земля в стороны летит.

Что-то нашла, потащила, по склону спустила и унесла к себе под мост.

Я от окна отошла, вышла в коридор и на плитку легла, прямо лицом к холодному кафелю.

Я под тем деревом собаку закопала.


На утро другу позвонила, попросила приехать. Сказал, после работы. Вот уже скоро должен быть.

Сижу на постели, жду. Трясет, как в ознобе или от солнечного удара. Бок болит. Видимо, застудила почки.

В окно не смотрела.

О еде вспомнила только, когда поняла, что ему предложить нечего.

Стучат.


Входит - веселый, красный, рубашка на пузе не сходится, щетина белая торчит.

Как давно мы не виделись? Давно уж.

Пахнет от него плохо. Ботинки бросил кое-как. Закрываю нос рукой.

Хохочет, не обращает на меня внимания, проходит на кухню, по пузу хлопает.


- Вкусненько пахнет! Мясо копченое?


Бросаюсь в ванну. Меня тошнит. Во рту что-то горькое, слюна темная.

В комнату выхожу еле-еле, прислоняюсь к стене.

Он улыбается.


- Беременна что-ль?


Качаю головой. Он заметно приободряется, подтягивает штаны за ремень, подходит.


- Это хорошо!


Лезет руками под футболку, к стене жмет, толстую коленку между ног пытается просунуть. Руки влажные скользят по коже, скрипят, соскальзывают.

Толкаю его.


- Отвали ты!


Смотрит слезливо, обиженно. На носу капли пота. Не вытирает.


- Подышать надо.


Вываливаюсь в коридор.

Он идет следом, замечаю у него в руке поводок.


- Зачем?


Он оглядывает его удивленно.


- У тебя же собака. Думал, с ней гулять.

- Нет у меня собаки.


Пожимает плечами.


Выходим во двор.

Волосы от жары влажные, свалялись у шеи. Пытаюсь отлепить их от кожи.

Пахнет потом. Не могу понять, от кого.

Он потягивается, довольный. Рубашка в подмышках мокрая, желтая.


- Хорошо у вас тут! Свежо! В центре-то пекло.


Идет к мосту. Я плетусь следом. Ноги тяжелые, по асфальту шаркают.

Поясница ноет. Точно застудила. Вижу, что под рубашкой у него спина волосатая.


У моста сидит крыса, скребет бок. У нее там виднеется какая-то серая корочка.

Увидела нас и вдруг встала на четыре лапы, повела носом.


Я замерла. Друг тоже заметил, ко мне обернулся как-то виновато, но тут же скривился в ухмылке. Дескать: сама виновата, я предлагал.

Расстегнул рубашку, бряцнул ремнем. Вразвалочку поспешил к мосту.

Крыса хвостом вильнула и скрылась в темноту. Он нагнулся и прошел вслед за ней.


Я вернулась домой.


Утром пыталась помыться, но вода текла теплая, тухло-зеленая.

Спустилась в кафе за льдом.

За столиком крыса с моим другом сидят, кофе пьют. Он хохочет, заливается до писка почти.

Меня не заметили, сразу ушла. Пустилась бегом.

Под мостом заметила новых больших крыс, таскают какие-то тряпки, маленьких топчут.


В город одна дорога ведет. Две полосы - туда-обратно.

Там пробка всегда в обе стороны. Вот и сейчас пробка.


Пойду так, пешком. Надо отсюда убираться.


На заросшем железнодорожном переезде машины все спотыкаются.

Сутулый полицейский помогает им взмахами рук.

Не вижу его лица под фуражкой. Что-то в нем не так, что-то смущает. Рукава кителя разбухли, брюки криво сидят.

Спешу пройти мимо.


- Девушка! - окликает.


Не вышло проскочить.


- Тут пешком нельзя. Только на машине.


Голос некрепкий, словно сейчас сломается, упадет в писк.


- Но у меня нет машины.


- Как нет?


Фуражка покачивается. Он ловит ее костлявыми пальцами. Вижу волосатую щеку.


- Даже у крыс есть, а у вас нет?


Указывает на пробку. В окне машины вижу большую серую крысу. Она со знанием дела уложила розовые пальцы на руль.


- Как вы сюда попали, если у вас нет машины?

- Я не знаю.


Разворачиваюсь, иду обратно. В машинах люди терпеливо ждут, хотя пробка совсем не двигается. Замечаю еще кое-где вместо водителей крыс.


Во дворе под мостом большая крыса лежит, подставив солнцу черную спину.

Рядом развалился голый мужчина. Он вдруг замечает меня, приподнимается, радостно машет. Крыса тоже оборачивается, провожает меня сонным взглядом. Совсем рядом в траве играют соседские дети.

В квартире запираю дверь, закрываю окна, шторы, задвигаю проход в коридор кроватью, устраиваюсь на полу на боку, вытянув ноги и руки вперед.

Дышать совсем нечем. Жара наполняет мозг переливающимся кипятком, проникает в нос запахом копченого мяса.

Легкие медленно выпускают воздух, новый брать неоткуда.

Я умру от духоты.

Made on
Tilda