Дарья Герасимова

Воскресница

Я снова заметала следы.

Врать себе было бессмысленно: вся жизнь в рюкзак не поместится. Что-то надо выбросить, что-то передарить или продать. Я трогала ободки колец и игралась с кисточками пледа ― уже знала, кому их отдам. Стопку книг ― в дар библиотеке, вещи ― в коробку у подъезда, открытки и письма ― в огонь.

Людей я раскидала по дням ― такие легкие, когда их бросаешь. В понедельник я кормила подруг новостями как котят из бутылочки: как живу, с кем сплю, о чем мечтаю. Придумать о себе что-то не так уж и сложно, главное правильно развести порцию ― 7 ложек лжи без горочки на 100 мл кипяченого разочарования. Смешать, но не взбалтывать.

В отцовскую спортивную сумку поместилось бы больше, чем в материн чемодан с колесиками ― наверное, все дело в боковых карманах. Сумка вязкая и бесформенная, висит на плече, как сопля, а у чемодана твердые бока и нежное сетчатое дно. Оба обязывают соответствовать: короткое кимоно и боксерские лапы в сумку, солнечные очки и резиновые вьетнамки с китайского рынка в чемодан. Рюкзак ― для людей посвободнее нравом.

Вторник ― день соседей и цветочных горшков. А еще внеплановой уборки, счетов за воду и сериалов-однодневок. Я рассеянно ковыряла разобранный шкаф и сворачивала змеиную гирлянду в клубок, пока карусель на экране сворачивала людям головы. В почтовом ящике обнаружилось письмо на мое имя ― звучит как якорь и весит столько же.

Мне нравятся ники и аватарки ― меняй сколько хочешь ― и еще функция «инвиза». Это похоже на супер-способность: смотреть на звонки, смахивать пуши один за другим и читать сообщения, не обременяя себя ответом. Ответы тоже могут весить тонны, а мне бы сбросить петлю и всплыть на поверхность.

В среду я поняла, что пустота снаружи может успокоить пустоту внутри. Похоже, весь мир и правда подчиняется ненавистной математике ― минус на минус, и все такое. Я нарисовала в одной из книг систему координат, где центром была выколотая точка. Если тебе нравится, можешь забрать их все, только меня оставь мне.

По пути в магазин меня окликнули ― кто-то из бывших учеников интересовался моими делами. Я сделала вид, что интересуюсь их горящими глазами, украдкой подсекая свой узелок на чужой нити. Почему резать всегда так сложно?

Прогноз обещал в четверг дождь и тушеную курицу с картошкой. В обеденный перерыв в универе куча народу: хвостик очереди из столовой поблескивал знакомыми губами. Губы приветливо морщились: «А наши тебе привет передавали, соскучились вот», и я морщила свои в ответ. Улыбки тоже бывают тяжелыми.

Ручка в деканате потела чернильными каплями, руку сводило судорогой, пока я писала заявление. Чуть не оставила там отпечатки пальцев, так сильно нервничала. Надеялась выскользнуть из памяти, спрыгнуть с поезда времени, но билетик уже пробит, и прятаться негде. Сорить собой я начала с малых лет, и теперь никак не найду метлу по размеру.

Прощаться всегда приятно, но прощаться на чужом языке приятнее: словно поворачиваешь ключ в замке на два оборота. Экран ноутбука фиксировал вечер пятницы, камера ― пиксельные лица коллег. У кого-то на фоне прохаживалась кошка, у меня в комнате гулял сквозняк. Я пообещала быть на следующем созвоне и удалила все соцсети.

Из старых фотографий в телефоне пришлось оставить одну для Лизы А. Не хочу доставлять проблем с листовками, лучше выберу сама. Длина волос ― единственная моя константа.

По субботам почта работает до 18:00, поэтому на семейный ужин я опоздала. Что поделать, уж очень мне нравятся четные числа ― они как-то подобрее нечетных. Двуличность дает им свободу и толкает границы честности, но кому какая разница, если семерка-счастливица благоволит чудесам, грехам и высоткам?

Я думала о том, как выскоблить себя из других, но так и не решилась сказать вслух ― подвела моя четная честность. В бокалах и ложках отражались любимые лица ― я знала, какими печальными они будут завтра. Мне хотелось заранее их утешить, пообещать какую-нибудь нежную глупость, прежде чем чьи-то глаза спросят: «А ты можешь не быть такой?»

Ночью я скучала по себе и курила в окно спальни. В одном лифчике было прохладно, но я упорно ждала рассвета ― и ответа. Через ветки рябины виднелась дорога и трамвайные пути, по которым шагали двое парней и пинали каменную насыпь. В спящем районе грохот от них стоял страшный, но даже так я смогла разобрать пару реплик ― что-то там про смысл жизни, цены на чипсы, космические открытия и дачный сезон. Такая дружба мне по вкусу.

Солнце взошло где-то позади и украло мою уверенность ― еще никогда помидорные зернышки окон напротив не смотрели с таким осуждением. Пресловутое «сейчас или никогда» шипело на языке растворимой таблеткой, но моя свобода была не здесь ― не в этих стенах, не в этих людях, не в этих словах. Рюкзак сочувственно обнял плечи.

Так было правильно и так было нужно: чтобы быть собой, нужно быть одной.

Телефон положить на подушку, вынуть батарейки из часов, выключить электроприборы, закрыть все окна и перекрыть воду. Ключи оставить в скважине.

Я снова заметаю следы.